«Параллели». Русско-еврейский историко-литературный

и библиографический альманах. Москва. 2002. №1

 

 

 

 

 

                 Миндлин А.Б.

 

Евреи в царствование Екатерины II

 

 

          Эпохе царствования Екатерины II посвящена масса литературы, российской и зарубежной. Один из аспектов её внутренней политики, который можно назвать «еврейской политикой», затронут лишь в отдельных исследованиях.. Среди немногочисленных работ российских историков можно выделить статью М.И.Кулишера «Екатерина II и евреи», опубликованную в конце XIX века. Автор перечисляет основные екатерининские акты, как приравнивающие права евреев к правам христиан, так и существенно ограничивающие права первых. Отмечая, что в течение последующих ста лет провозглашённые императрицей права евреев не были реализованы, Кулишер, тем не менее, чрезвычайно положительно оценивал её отношение к евреям. Современный американский историк Р. Пайпс в статье почти с таким же названием – «Екатерина II и евреи: Происхождение черты оседлости» – более сдержан в оценках. Он утверждает, что хотя «приписка всего еврейского народа к городским сословиям и определение территории, открытой для заселения евреев», составляло основу её «политики в отношении евреев, эти меры не носили дискриминационного характера»1.

          Настоящая статья дополняет данный вопрос разбором некоторых государственных актов и исторических фактов, которые, по нашему мнению, позволяют точнее оценить «еврейскую политику» того времени.

          Время правления Екатерины II можно считать началом истории евреев в Российском государстве, хотя в более ранний период на его территории появились отдельные евреи. Императорские указы 1727, 1728, 1740, 1742, 1743 и 1744 годов воспретили евреям проживание в России и требовали высылки тех немногих, кто оказался в стране[2]. Если Петр II и Анна Иоанновна в своих указах  всё же разрешали им  кратковременный въезд на ярмарки для торговли (1728 и 1740 годы), то Екатерина I и Елизавета Петровна даже для ярмарок не делали исключения (1727, 1742 –1744 годы).

          Со смертью Елизаветы у евреев вновь ожила надежда на возможность водворения в России, тем более, что ещё ранее на Украине и в Смоленской губернии находились помещики, выступавшие за разрешение въезда в страну еврейским купцам, кое-кто даже подписывал с евреями арендные договоры. Некоторые рижские горожане также ходатайствовали о разрешении евреям на въезд[3]. Интересы не только отдельных лиц, но и государства требовали присутствия в стране евреев как торгово-промышленного слоя. Возможно поэтому Сенат предлагал и Елизавете, и Екатерине II сразу же по вступлении на престол разрешить евреям доступ в страну. При Елизавете вообще мало думали о необходимости оживить экономическую деятельность, и, следовательно, вопрос о водворении евреев не могли серьёзно рассматривать с экономической точки зрения. С другой стороны, в обществе укоренилось мнение, что Россия никогда не терпела присутствия евреев. Несмотря на мнение Сената об ущербе для купечества и казны, который повлечёт запрет на въезд евреев, Елизавета написала на докладе Сената: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».

          Через несколько дней после вступления на престол Екатерина II явилась в Сенат, «дабы ускорить производство всех дел», как писала она сама в автобиографической заметке на французском языке в третьем лице; «случилось по несчастью, что в этом заседании первым на очереди оказался проект дозволения евреям въезжать в Россию»[4].

          Во время своего недолгого царствования Петр III успел отобрать архиерейские и монастырские имения и передать управление ими в Коллегию экономии, что вызвало сильное недовольство духовенства[5]. В манифесте о восшествии на престол Екатерина II заявила об опасности, грозившей русскому православию, и о священном долге по его защите[6]. Поэтому единогласное решение Сената во главе с генерал-прокурором А.И. Глебовым, действовавшим в интересах государства и понимавшим политическую ограниченность резолюции предыдущей императрицы, привело Екатерину II в некоторое замешательство. Она писала, что «ей приходилось иметь дело с народом набожным, с духовенством, которому ещё не вернули его имений и у которого не было необходимых средств к жизни вследствие этого плохо обдуманного распоряжения; умы, как всегда бывает после великого события, были в сильнейшем волнении; начать такой мерой не было средством к успокоению умов, а признать её вредной было невозможно»[7]. Сенатор князь И.В. Одоевский показал Екатерине II резолюцию Елизаветы на проекте указа 1743 года. Тогда Екатерина II приказала отложить дело «до другого времени». «Так-то нередко недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть для исполнения их; тем не менее часто разумное поведение подвергается безрассудным толкам»[8].

          Следует отметить, что в журналах и протоколах Сената нет сведений, касающихся доклада о евреях в присутствии императрицы.

          В августе 1762 года Екатерина II издала указ возвратить монастырские имения  в управление духовных властей и ликвидировать Коллегию экономии. Но прошло совсем немного времени, и она, чтобы ослабить политическое влияние церкви и пополнить доходы казны, в феврале 1764 года вновь секуляризировала монастырские и церковные вотчины, передав их управление воссозданной Коллегии экономии[9].

          Можно предположить, что Екатерина II разделяла мнение сенаторов о полезности допуска евреев в страну, но всё же осторожничала, откладывая решение до более благоприятного времени, щадя религиозные чувства народа.  А пока – осенью 1762 года последовал указ Сенату, не помещённый в  Полное собрание законов. Указ был вызван желанием увеличить численность населения страны. 4 декабря 1762 года этот указ приобрёл форму манифеста: «О позволении иностранцам, кроме жидов, выходить и селиться в России»[10].

          Спустя полгода – 22 июля 1763 года были приняты указ «Об учреждении Канцелярии опекунства иностранных колонистов», манифест «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают, и о дарованных им правах» и инструкция Канцелярии опекунства иностранных «Об обязанностях её при выходе в Россию и поселении иностранцев»[11]. Несмотря на то, что никакого ограничения для въезда евреев в Россию в этих документах нет, в их отношении указ декабря 1762 года не был отменён.

          Однако евреи не переставали хлопотать о допущении их в страну и находили поддержку в определённых кругах, в том числе и у императрицы, которая, с одной стороны, запрещала въезд евреям в Россию, с другой, как следует из дальнейшего изложения, понимала, что они могут способствовать оживлению торгово-промышленной деятельности, особенно на малонаселённом юге.

          В начале 1764 года депутат г. Риги, находившийся в Петербурге, сообщил, что там рассматривается вопрос о допуске евреев. Рижский магистрат поручил своему депутату поддержать ходатайство евреев перед Сенатом. Депутат писал Сенату, что удаление евреев при Елизавете нанесло большой вред городу из-за упадка торговли, которая развилась в соседних иностранных городах; дозволение евреям приезжать в Ригу обеспечило бы расширение торговли и возрастание таможенных доходов. При этом рижане ставили непременное условие – сохранение старинных городских привилегий о праве евреев только на временное проживание, чтобы они не захватили «промыслы» (торговлю) в свои руки.

          В то же время шляхетством и старшинами во главе с гетманом Екатерине II было подано прошение о восстановлении старинных прав Малороссии, в котором присутствовало аналогичное ходатайство разрешить евреям приезжать на время для промыслов «единственно для распространения малороссийской коммерции». Объяснялось это тем, что евреи покупали местные товары по более дорогой цене, а продавали заграничные товары по более дешёвой по сравнению с установившейся после запрета приезжать им в край[12].

          Трудно сказать какую роль сыграли приведённые ходатайства, но, во всяком случае, они соответствовали желаниям Екатерины II, которая, не решаясь на открытые шаги вследствие возможного отрицательного отношения общества, стала действовать втайне, без официальных актов.

          Когда в марте 1764 года была образована Новороссийская губерния, то главная задача, поставленная вновь назначенному губернатору А.П. Мельгунову, заключалась в скорейшем заселении губернии, чем должна была заниматься Канцелярия опекунства. Помимо этого Екатерина II обратилась к помощи евреев; организацию еврейского колонизационного предприятия планировалось сосредоточить в Риге.

          В апреле того же года императрица послала рижскому и ревельскому генерал-губернатору Ю.Ю. Броуну письмо с указанием предоставить без огласки некоторым евреям, под видом новороссийских купцов, права на жительство и торговлю в Риге, одновременно поручив им колонизировать Новороссию. При этом было велено давать им паспорта только с именами, без упоминания вероисповедания, для поездки в Петербург или переезда в Новороссию. В заключение Екатерина II просила Броуна держать всё это в секрете[13].

          В мае 1764 года при содействии Броуна из Митавы через Ригу в Петербург прибыли семь евреев (три купца, раввин с помощником, резник и слуга). Во главе с проживающим в столице купцом Л. Вульфом, занимавшимся казёнными подрядами, «новороссийские купцы» подписали соглашение с Мельгуновым о колонизации Новороссии, подразумевая евреев-колонистов, доставка которых туда поручалась этим трём купцам. Они с Вульфом переехали обратно в Ригу. Еврейские купцы воспользовались возложенным поручением, чтобы получить право свободной торговли в Риге, что, естественно, вызвало недовольство местных торговцев.

          Вульф разослал евреям в Польшу, Пруссию, Бранденбург и Померанию письма с приглашениями, и они стали прибывать в Ригу. Когда там скопилось достаточное количество евреев, будто бы направлявшихся в Новороссию, но фактически занимавшихся торговлей, Броун захотел стеснить их в праве проживания. Они обратились в Канцелярию опекунства, чтобы та дала публикацию о предоставлении им новых прав. Екатерина II в августе того же года в письме Броуну воспротивилась обнародованию позволения жить евреям в России, но потребовала снисходительного с ними обращения. Она указала жить им в предместье Риги до полутора месяцев, пока не соберётся группа для отправления в Новороссию. В переписке Екатерины II с Броуном евреи непосредственно не упоминались, а шла речь об «известной нации», то есть тайна продолжала соблюдаться[14].

          В комиссии Вульфа и трёх «новороссийских купцов» начались распри, и Броун стал опасаться, что их несогласие нанесёт ущерб казне, и другие иностранные люди не отважатся ехать в Россию.

          Неизвестно, удалось ли комиссии Вульфа водворить евреев в Новороссии. Но желание поселить там евреев у Екатерины II не ослабевало. В 1764 году она предписала командующему русскими войсками в Литве и Польше выдавать тамошним евреям, желающим поехать в Новороссию, паспорта до Риги и Смоленска[15].

          Когда в 1768 г. началась русско-турецкая война, появились спасающиеся от турок армяне, валахи, греки, евреи и ранее бежавшие из России раскольники. Всем из них, кроме евреев, указом от 16 ноября 1769 года разрешалось выбирать по желанию место жительства и службу. «Жидам» позволялось селиться только в Новороссийской губернии[16]. Возможно, императрица не хотела игнорировать религиозное предубеждение русских людей, их антипатию к евреям и выбрала для поселения евреев отдалённую южную окраину страны, где русских было мало.

          Яркий пример, характеризующий отношение к евреям, представляет переписка осенью 1770 года Екатерины II с лифляндскими и курляндскими властями по поводу моровой язвы, эпидемия которой разразилась в Литве и Польше. Императрица указывала Броуну направлять всех проезжающих в карантинные дома и согласовывать предосторожности от заразы с могущей произойти от задержания остановкой в торговле. Но для евреев было сделано исключение. Броун то ли по собственной инициативе, то ли по желанию Екатерины II выслал всех евреев из Риги и просил герцога Петра Бирона сделать то же в Курляндии. Императрица писала своему послу в Митаве: «Чтобы жиды не стали в Польшу и оттуда обратно в Курляндию поезжать окольными дорогами, того по их лакомству и пронырству, отнюдь усмотреть и воспретить не можно, какие бы предосторожности употреблены не были; то имеете вы у тамошнего дворянства, через письма и словесно домогаться, чтобы они из деревень своих, всех жидов неотменно выслали, по меньшей мере на нынешнее опасное время, предпочитая общее всей земли благо партикулярной пользе; а если они упорно в том стоять будут и пренебрегут общей целостью, в таком случае принуждена буду тех жидов через нарочные военные команды высылать»[17].

          Историк И.Г. Оршанский приравнивал термин «лакомство» к слову «алчность».

          Бирон через русского посла и Броун доносили императрице, что дворянство уклонялось «от высылки жидов из своих деревень», и для реализации этого мероприятия, возможно, прибегали к военной силе, ибо евреи участвовали в хозяйственном обороте помещиков и приносили, тем самым, прибыль.

          Рижский еврей В. Шпеер подал на имя императрицы прошение по поводу изгнания, где писал, что в отношении морового поветрия евреи не имеют никакого значения, так как «поляки ездят беспрепятственно в Ригу». На основании этого обстоятельства Оршанский предполагал, что моровая язва была только предлогом, придуманным местным купечеством, конкурирующим с купцами-евреями, и поддержанным администрацией, для изгнания евреев из Курляндии и Лифляндии[18]. 

          Неизвестно на какое время евреи были изгнаны из Курляндии и Риги, но через десять лет в её предместье, называемом «Московский форштадт», была построена первая синагога, положившая начало рижской еврейской общине.

          Переход от тайной к открытой политике по отношению к евреям Екатерина II осуществила после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году. На отошедших к России землях проживало до нескольких сотен тысяч евреев. Точное количество установить затруднительно, так как официальные данные показывали гораздо меньшее число жителей, чем в действительности, вследствие уклонения масс от податных переписей. К России была присоединена Восточная Белоруссия с городами Витебском, Гомелем, Могилёвом, Полоцком и польская часть Ливонии с городом Даугавпилсом; в документах и исторических материалах эту территорию стали называть Белоруссией. 28 мая 1772 года ещё до официального акта она была разделена на две губернии – Могилёвскую и Псковскую, позднее переименованную в Полоцкую, а белорусским генерал-губернатором назначен граф З.Г. Чернышёв[19]. 25 июля того же года Россия, Австрия и Пруссия подписали Петербургскую конвенцию о разделе Речи Посполитой.

          16 августа 1772 года был утверждён указ «О принятии под Российскую Державу уступленных от Польши провинций». К указу был приложен текст «плаката», с которым Чернышёву предписано обратиться к населению нового края. В 2-й статье «плаката» он объявил, что земли, «присоединённые от Речи Посполитой Польской, отныне навсегда имеют состоять под скипетром Российской Империи, жители же оных земель и владельцы, какого бы рода и звания они ни были, в подданстве оного. Чего ради и имел я, как учреждённый над оными от Её Величества генерал-губернатор, точное Высочайшее повеление   торжественно обнадёжить, прежде всего, собственным Её священным  именем и словом (как то сим публичным плакатом, для всеобщего сведения и удостоверения и исполняю), всех Её Величества новых подданных, а мне любезных теперь сограждан, что Всемилостивейшая государыня изволит не только всех их подтверждать при совершенной свободе и публичном отправлении их веры, также и при законном каждого владении и имуществе, но и совершенно их под державой Своей усыновляя, всех и каждого награждать, ещё отныне в полной мере и без всякого изъятия, всеми теми правами, вольностями и преимуществами, каковыми древние её подданные пользуются, так что каждое состояние из жителей присоединённых земель вступает с самого сего дня, во все оному свойственные  выгоды по всему пространству Империи Российской <…>  Через торжественное выше всего обнадёжение всем и каждому свободному отправлению веры и неприкосновенной в имуществах целости, собой разумеется, что и еврейские общества, жительствующие в присоединённых к Империи Российской городах и землях будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они в рассуждении закона и имуществ своих пользуются: ибо человеколюбие Её Императорского Величества не позволяет их одних исключить из общей всем милости и будущего благосостояния под благословенной Её Державой, доколе они, со своей стороны, с надлежащим повиновением, яко верноподданные, жить и в настоящих торгах и промыслах, по званиям своим, обращаться будут»[20].

          Первая часть цитируемой статьи декларирует выгоды по всему пространству империи населению без деления на христиан и евреев. Однако вторая часть той же статьи говорит о еврейских обществах: им гарантируется сохранение «свобод», которыми они пользовались в Польше. Такое выделение евреев стало основанием различного толкования указа российскими историками.

          Н.Д. Градовский считал наличие еврейских обществ национальной прерогативой, ведь евреи объявлялись отдельной группой, нуждающейся по своим обычаям и верованиям в особом устройстве и управлении. Это устройство в то время гарантировало свободу вероисповедания евреев. Однако Градовский полагал это политической ошибкой, ибо указанное преимущество послужило к отчуждению в общественном отношении от прочего населения и впоследствии стало одним из главных поводов к установлению антиеврейских ограничений. Другой ошибкой Градовский считал представление евреев людьми, которое вселяли опасение относительно их благонадёжности, поэтому от них требовалось «надлежащее повиновение».

          Н.Н. Голицын трактовал «торжественные слова» указа следующим образом: «Государыня предполагала, что при тогдашнем взгляде на евреев  <…> мог бы возникнуть вопрос <…> о их высылке из края, где они обитали столетия», но «её человеколюбие не позволяет для них делать исключение, изъять их из общей милости». Ю.И. Гессен считал ссылку на «человеколюбие» только оправданием защиты евреев, необходимым для предотвращения недовольства польского общества.

          Голицын, как и Градовский, акцентировал внимание на том, что евреи будут пользоваться милостью, лишь пока пребудут в повиновении (по отношению к христианам это не упоминалось – А.М.). Голицын подчёркивал: Екатерина II настоящим актом формально не отменила запрещение евреям въезда в Россию.

          В конце 1906 года Совет министров рассматривал вопрос «О пересмотре постановлений, ограничивающих права евреев». В Особом журнале Совета министров приведён краткий обзор развития законодательства о евреях, начиная с 1772 года, в котором указ от 16 августа того же года расценён как установивший «полное равноправие евреев». Далее там сказано, что «признав в это время евреев полноправными гражданами, Россия опередила в данном вопросе все остальные европейские государства», и затем «жизнь не замедлила указать, что уравнение евреев с остальными подданными является невозможным <…> отрицательные особенности еврейского племени побудили правительство отступить от только что установленного равноправия евреев»[21]. Но составители журнала заблуждались: указ не уравнял евреев, за ними было сохранено лишь то, чем они пользовались в Польше – свобода вероисповедания и право владеть собственностью; другие права, как это было сделано в отношении христиан, евреи не получили.

          Необходимо отметить, что в упомянутом «плакате» впервые в официальном документе использовано прилагательное «еврейские», вместо – «жидовские». Градовский предполагал, что это было сделано по желанию императрицы, хотя применительно к тому времени термин «жид» ещё не носил такого оскорбительного оттенка, как впоследствии. К указу вместе с «плакатом» были приложены образцы форм для переписи с целью начисления податей и для получения сведений о питейной торговле и арендах в селениях. В образцах форм употреблялось слово «жиды». Градовский считал, что эти образцы являлись документами вторичными и не представлялись Екатерине II, поэтому такое название и сохранилось в них вопреки её указанию[22].

          В 1767 – 1768 годах императрица издала «Наказ, данный Комиссии о сочинении проекта Нового Уложения» и два «Дополнения к большому Наказу»; их основой во многом были идеи французских просветителей, которыми она была увлечена. В Наказе Екатерина II провозгласила такие положения: «Равенство граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам», законы «не с иным намерением установлены, как только, чтобы сделать самое большое спокойствие и пользу людям, под сими законами живущими <…> В толь великом государстве, распространяющем своё владение над толь многими разными народами, весьма бы вредный, для спокойствия и безопасности своих сограждан, был порок запрещение или недозволение различных вер <…> Человек, кто бы он ни был <…> сие одно слово подаёт уже совершенное изображение всех нужд и всех средств к удовлетворению оных»[23].

          Хотя вследствие начавшейся в 1768 году русско-турецкой войны Уложение не было реализовано, многие, имеющиеся в Наказе, предначертания были осуществлены в отдельных законодательных актах и, в частности, в указе от 16 августа 1772 года, который установил для евреев свободное отправление веры[24].

          В конце 1773 года в Петербург приехал Д. Дидро, пробывший там до марта 1774 года. Он встречался и беседовал с Екатериной II, затем Дидро обратился к ней с письменными вопросами об экономическом положении Российской империи и получил письменные же ответы. Один из вопросов касался евреев: «Евреям въезд в Россию был воспрещён с 1764 года. Затем этот запрет был снят. Есть ли теперь (в 1773 году – А.М.) евреи в России? Если есть,  то в каких условиях они живут? В таких, в какие поставлены иностранцы?» Екатерина II ответила: «Евреи были изгнаны из России императрицей Елизаветой в начале её царствования, около 1742 года. В 1762 году шла речь о том, чтобы их вернуть, но так как вопрос был поднят несвоевременно, то дело осталось в том же положении. В 1764 году евреи были допущены жить и торговать в заднепровской Новороссии. Белоруссия кишит ими. В Петербурге живут трое или четверо. Восемь или девять лет тому назад они жили у моего духовника: их терпят, обходя закон; делают вид, что не знают, кто они такие. В конце концов допущение их в Россию сильно повредило бы нашим мелким торговцам; эти люди всё себе заграбастают и вызовут больше неудовольствия, чем дадут выгоды при возвращении своём в Россию»[25].

          Переписка Дидро с Екатериной II шла на французском языке. Известны три варианта перевода. В одном из них в ответе императрицы вместо слов «В конце концов стоит слово «Впрочем». Голицын акцентировал  внимание на нём. По его словам, это выражение даёт «общий характер всему ответу, указывает на пессимизм говорящего. Можно заключить, что императрица вовсе не питала симпатий к евреям, но её положение просвещённой монархини, её нравственная ответственность перед корифеями тогдашней европейской интеллигенции, её стимул как творца «Наказа», направляли её, как государыню, не только к терпимости, но и объективному взгляду на еврейство».

          В Екатерине II часто замечалось различие между «просвещёнными» идеями и её консервативной практикой. Она провозглашала равенство евреев перед законом, но не скрывала антипатии к ним, что, в частности, проявилось в эпизоде с моровой язвой в 1770 году и подтвердилось в письме Дидро. Стремясь объяснить, что могло изменить взгляд императрицы на евреев за промежуток времени с 1764 года, Голицын высказал предположение о её более глубоком знакомстве с еврейством, которого Екатерина II практически не знала при вступлении на престол; возможно, повлияли и антисемитские взгляды Вольтера[26].

          После присоединения польских земель заботой власти стало взимание податей, и Чернышёв представил императрице «доклад и докладные пункты: О учинении в белорусских губерниях переписи о поголовном сборе податей…», утверждённый ей 13 сентября 1772 года[27]. Была установлена подать с крестьян по семь гривен, с купцов по 1 руб. 20 коп., с «жидов по одному рублю с каждой головы», а также велено приписать «жидов» «к кагалам, которые и учредить по рассмотрению губернаторов по надобности».

          Кагалы (органы самоуправления еврейских обществ), существовавшие в Польше, этим документом были оставлены в присоединённых землях, несмотря на то, что Екатерина II предписывала не оглядываться на польские порядки. Спустя несколько лет, в 1786 году, она сформулировала это следующим образом: "Не относиться на прежние польские законы и установления о различии их (евреев – А.М.) противо христиан, поелику войдя они по записке их в купечество и мещанство в равное с прочими состояние, и платя в казну равные подати, также и нося прочие наравне с другими тягости, должны во всяком случае защищены и удовлетворены быть наравне с прочими Её Императорского Величества подданными»[28].

          При утверждении доклада и докладных пунктов Чернышёва 1772 года императрица положила резолюцию: «Впредь до указа». Этот указ появился 17 октября 1776 года, и хотя назывался «О неполагании жидов, живущих в Белорусских губерниях и принявших христианский закон, в поголовный оклад», он имел прямое отношение к евреям[29]. Указ предписывал местной администрации: «Жидов в поголовную перепись записать в тех городах, местечках, сёлах и деревнях, которого где ревизоры найдут, и дабы сбор с них в казну вернее вступать мог, так и в прочем во всём, сделать с ними надлежащий порядок, то учредить кагалы, в которые всех их расписать, так, чтобы каждый из жидов, когда он куда для промыслов своих ехать, или где жить и поселиться захочет, или что-либо арендовать будет, от кагалу получал паспорта, но сии паспорта должны быть явлены в провинциальных канцеляриях и в оных записаны. Поголовные же деньги платить должен кагал, и вносить оные в провинциальную канцелярию <…>  Все они (евреи – А.М.) положены быть в рублёвый оклад <…> тех из них, которые приняли христианский закон, переписать особо».

          Кагалы отвечали за исправное поступление податей в казну и выполняли административные функции по управлению еврейским населением, чем облегчали заботы властей. Таким образом, кагалы являлись посредником между властями и евреями. Гессен считал, что их создание произошло не без участия богатых евреев. Ещё в Польше для предотвращения чрезмерной конкуренции между евреями было установлено, что брать аренду и выбирать некоторые занятия можно только с разрешения кагалов, за которое следовало платить. Такое положение, наряду с контролем передвижения, служило в руках кагала орудием давления на еврейские массы[30].

          Значительная часть еврейского населения не могла платить подати и из-за бедности, поэтому кагалы прибегали к раскладке, то есть обязывали состоятельных евреев платить за неимущих. Поэтому кагалы неохотно принимали новых членов, неспособных платить подати. В юрисдикцию кагалов входили религиозные, административные (брачные, по устройству синагог, молитвенных домов, благотворительных учреждений, по образованию юношества, учреждению школ, общественным денежным сборам), податные и судебные дела. В 1773 году учредили провинциальные, а после реорганизации в 1777 году провинций в уезды – уездные кагалы, апелляции, на решения которых можно было подавать в образованные губернские кагалы. В кагалах разбирались дела только между евреями. Но в 1772 году Сенат обратил внимание на то, что если судящиеся не были удовлетворены решением губернского кагала, то дело повисало, так как апеллировать дальше было некуда. Кроме того Сенат признал, что ему неизвестно «никакого постановления» о создании «жидовских судов»[31].

          Указ от 13 сентября 1772 года установил, что сбор податей не только с евреев, но со всех белорусских податных сословий следует производить с 1 января 1773 года. Однако «милосердуя» о подданных Белорусских губерний, императрица указами от 14 декабря 1772 года, 17 апреля 1773 года, 3 февраля и 21 октября 1774 года освободила всех жителей от платежей за первые половины 1773 и 1774 годов, на вторые половины этих годов поголовные подати были уменьшены вдвое, но только для крестьян: 35 вместо 70 копеек[32]. Указ 1772 года давал права христиан выкрестам, основную массу евреев он сильно ограничивал.

          Результат переписи евреев в Белоруссии был неудовлетворительным, он показал, что их количество значительно меньше реального. Характерно высказывание курляндского губернатора после присоединения Курляндии к России (уже после кончины Екатерины II): «В Курляндии находится немалое число евреев, кои, хотя в ревизских сказках и показаны, однако часто переселяются из одного места в другое <…> А как по сему случаю за них никто не отвечает, переходы запретить, как по местному положению губернии, так и по пронырству и привычке уже к тому сего народа никак невозможно, то губернатор, а также губернское правление не видело никакого средства взыскивать с них подати»[33]. Сказанное полностью относилось и к 70–80-м годам. Введение кагалов как раз и предполагало, в частности, регистрировать переселение и переходы евреев, а значит обеспечить более полный сбор податей. Кагалы учреждались в городах и посадах (посёлках городского типа), хотя большинство евреев жили в сельской местности – деревнях, селах и местечках (местечком называлось поселение полугородского типа, нечто среднее между городом и деревней). Приписка к кагалам означала, что после перехода в российское подданство все евреи формально стали городскими жителями.

          В XVIII веке жители городов – торговцы и промышленники (или цеховые) относились, соответственно, к сословиям купцов и мещан. Историк И.И. Дитятин считал, что именно они составляли городское общество, а дворяне, духовенство и разночинцы не входили в это общество и именовались городскими обывателями[34]. Указ от 17 марта 1775 года установил критерий, по которому «мещанам, кои не имеют капитала выше 500 руб., впредь не называться купцами, но переименовать их мещанами <…> кои же из мещан <…> капитал свой умножат свыше 500 руб., тех вписывать в купечество. Купцов же <…> разделить, как и ныне, на три гильдии» в зависимости от размера капитала[35]. В 1778 году это положение распространилось на Белоруссию.

          Независимо от того, жили ли евреи в сельской местности или в городах, они представляли торгово-промышленный класс. Поэтому зажиточные евреи претендовали на приписку к купечеству, и они обратились в 1779 году с соответствующим прошением к Чернышёву. Екатерина II, естественно, удовлетворила ходатайство, так как возлагала надежды на развитие страны за счёт торговцев и промышленников, «среднего рода людей». 7 января 1780 года был издан указ «О дозволении евреям, обитающим в Могилёвской и Полоцкой губерниях, записываться в купечество». При этом вместо подати указ предписывал брать с купцов-евреев по 1% «с объявленного им по совести капитала погодно», как и с купцов-христиан согласно указу от 17 марта 1775 года. Спустя год, 10 марта 1781 года императрица подтвердила, что платёж, узаконенный для купечества в 1%, должен взыскиваться «без различия вероисповедания»[36]. Христианам было разрешено записываться в купечество повсеместно в империи. Екатерина II разъясняла, что в отношении записки в купцы к евреям следует применять общие узаконения, какие существовали для горожан равных с ними состояний. Возможно, она не желала ограничивать указанное право только белорусскими губерниями. Однако почти сразу же после «доклада и докладных пунктов» – в декабре 1772 года – Чернышёв приказал оставить евреев со строгим «наблюдением, чтоб они ни для чего в древние российские земли не въезжали, разве по делам тяжебным» и потребовал от губернаторов Могилёвской и Псковской (Полоцкой) губерний, чтобы «жиды торговали только в белорусских губерниях, а в Россию бы с товарами своими не входили»[37]. Впоследствии чиновники, исходя из названия указа от 7 января 1780 года, толковали его как право записи евреям только в Могилёвской и Полоцкой губерниях.

          Указом от 3 июля 1779 года была установлена поголовная подать «с жидов по 50 коп. с каждой» головы, с мещан по 60 коп. Как будто разница небольшая, но для бедных евреев и это было чувствительно. Поэтому евреи, не вошедшие в купечество по материальному положению, не стремились к записи в мещанство. И лишь указ от 3 мая 1783 года установил, что «евреи в белорусских губерниях обложены податью по состоянию, в какое они запишутся без различия закона и народа» (вероисповедания и национальности – А.М.). Тем самым подтверждалось включение в мещанство евреев, не записавшихся в купечество. Для мещан подать установили в размере 1 руб. 20 коп., но с прекращением взимания сбора за винную продажу[38].  

          В начале 1780-х годов произошёл характерный эпизод, показавший непоследовательность политики Екатерины II по отношению к евреям.

          В войне 1779- 1783 годов Испании с Англией первая, используя трудности Англии во время войны за независимость в Северной Америке, вернула ранее принадлежавший ей и захваченный Англией остров Менорка из группы Балеарских островов в Средиземном море. Испанцы изгнали с острова проживавших там греков и евреев, а также корсиканцев, служивших английскому правительству. Русский посланник в Португалии сообщил своему правительству о судьбе этих греков и корсиканцев. Об этом доложили Екатерине II, и она повелела в июне 1782 года русскому «морскому генеральному комиссару» в Италии графу Д. Мочениго этих греков и корсиканцев по их желанию отправить в Херсон. Евреи также ходатайствовали через Мочениго о разрешении им водвориться в Херсоне и принимали на себя следующие обязательства: вывезти в Россию определённое количество торговцев и ремесленников из своих единоверцев без издержек со стороны русского правительства, кроме оплаты их проезда; вывезти земледельцев, художников и рукодельных шёлковых мастеров римско-католического исповедания, а также мастеров для устройства завода «цветных и других всякого рода стёкол», если заводу пожалуют привилегию на несколько лет. Для себя евреи испрашивали поселение на местах, удобных для торговли сухим путём и морем; « дома для житья, кои не были бы им в тягость»; земли наряду с другими колонистами; денежную подмогу художникам и рукодельным мастерам «для скорейшего проведения их работ»; свободное отправление веры и открытие синагог; «вольность и свободу в отправлении торгов» наряду с другими колонистами; все права русских подданных, наравне с переселенцами прочих национальностей.

          В декабре 1782 года вице-канцлер И.А. Остерман сообщил Мочениго, что императрица приказала ограничить набор колонистов только греками и корсиканцами; представители других национальностей принимаются, если примкнут (очевидно, по религии – А.М.) к грекам или корсиканцам[39].

          Решение Екатерины II, на первый взгляд, противоречило её действиям в 1764 году и закону 1769 года, когда она хотела заселять евреями Новороссию, но условия меноркских евреев могли показаться ей чрезмерными, особенно получение всех прав наравне с переселенцами-христианами, которым, в частности, по закону 1763 года было разрешено расселяться по всей стране.

          В связи с этим следует остановиться на вопросе о правах жительства и передвижения евреев.

          Публицист И.М. Бикерман полагал, что в указе от 16 августа 1772 года право повсеместного жительства евреев явно не выражено. Хотя прямого ограничения для евреев не было, но не записано и определение о предоставлении им прав на всём пространстве империи, как сказано относительно христиан, живших в Белоруссии. Голицын считал, что евреи должны оставаться в тех местах, где их застало присоединение к России[40]. Если же принять во внимание слова указа от 17 октября 1776 года «каждый из жидов, когда он куда для промыслов своих ехать, или где жить и поселиться захочет», то можно трактовать эту фразу как разрешение на проживание по всей империи. С другой стороны, прикрепление к кагалам предопределяло жительство евреев только в местах их массового поселения, ибо во внутренних губерниях, где не было евреев, не могло быть и кагалов.

          Однако ещё со времени Петра I городские и сельские податные сословия были прикреплены к месту приписки и не имели свободы передвижения, чтобы не уменьшать суммы податей; допускались лишь кратковременные отлучки. Поэтому вопрос, затронутый Бикерманом, в 70-х годах XVIII века был неправомерным. Екатерина II, считаясь с вековыми устоями хозяйственно-экономической жизни и деятельности белорусского населения и желая поднять уровень торговли, белорусским купцам, в том числе евреям, в 1782 году оставила право переходить из одного города в другой, «особливо же когда из сего по удобности их коммерции ожидать можно приращения казённого  интереса»[41]. В указе чётко не говорилось, дано ли купцам право перемещения только в пределах Белоруссии или по всей стране. Но власти трактовали разрешение в узком смысле.

          Летом 1784 года в Ревель и Ригу были посланы президент коммерц-коллегии граф А.Р. Воронцов и князь А.А. Долгоруков для расследования известий «о неспокойстве крестьян тамошних». Митавские еврейские купцы подали Воронцову прошение о записке их в купечество местечка Шлока (современное название – Слока), находящегося вблизи Риги, переименованного в посад, входившего прежде в состав Курляндии и переданного в Рижскую губернию. Возможно, результатом этого прошения, представленного Екатерине II, явились три указа от 4 февраля 1785 года. Первый разрешил селиться и записываться в мещанство и купечество этого посада российским вольным людям и иностранцам «без различия народа и закона», второй позволил это перечисленным категориям, а также иногородним российским купцам и мещанам применительно к уездным (но не губернским) городам Рижской и Ревельской губерний для наполнения городов «жителями, торги, промыслы и ремёсла производящими». Третий указ дал возможность еврейским купцам и мещанам записываться в купечество и мещанство посада Шлока и городов генерал-губернаторства: «ничто не препятствует удовлетворить требования помянутых еврейских купцов, на каком основании и приказано с ними поступить»[42]. По-видимому, тем самым отменялся указ от 4 декабря 1762 года, запрещавший въезд в страну иностранным евреям.

          Указ №16146 – первый закон, начиная с которого фактически в государственном делопроизводстве применено слово «евреи» вместо «жиды». В соответствии с негласным требованием Екатерины II это стало обязательным для всех государственных актов.

         В 1785 году белорусские евреи обратились к императрице с жалобой по поводу нарушения их прав местной администрацией. Екатерина II направила жалобу в Сенат, который 7 мая 1786 года издал указ; по нему, в частности, в просьбе евреев о записи в купечество рижского форштадта было отказано, «потому что о свободной их записке в купечество и мещанство по другим городам, кроме белорусских губерний, особого Высочайшего повеления нет»[43].

          В 1766 году евреям было дозволено приезжать в Ригу для торговли только на шесть недель и останавливаться в форштадте у содержателя «жидовского постоялого двора». В упомянутой жалобе евреи говорили о тесноте на постоялом дворе, и тот же указ им разрешил останавливаться в других домах. Всё же через несколько лет после указа 1786 года значительная часть евреев из Шлока переселилась в Ригу и составила общину, платившую подати от имени «шлокского еврейского общества, проживающего в Риге», несмотря на привилегии города, запрещающие постоянное жительство в нём евреев.

          Законы издавались как в виде именных указов Екатерины II, так и в виде сенатских указов; те и другие имели одинаковую силу. Однако далеко не всегда они согласовывались. Например, что отмечено ранее, порядок кагального устройства, введённый на основании утверждённых императрицей докладных пунктов Чернышёва, а именно судебные функции кагала, не были известны Сенату. Поэтому он поручил генерал-губернатору Белоруссии П.Б. Пассеку, сменившему Чернышёва, выяснить, на каком основании учреждены «жидовские суды, именуемые кагалами»[44].

          Указом 1786 года кагалы были лишены судебных функций; за ними остались дела, касающиеся лишь религиозных вопросов. Это было повторено указом от 3 мая 1795 года: «Кагалы еврейские, в уездных городах и губернских находящиеся, не должны касаться ни до каких иных дел, кроме обрядов закона (веры – А.М.) и богослужения их»[45]. Финансовая власть по-прежнему принадлежала кагалам.

          По закону 1786 года, по судебным делам евреи должны были обращаться в органы местного самоуправления – магистраты в городах и ратуши в посадах.

          Купцы и мещане-евреи формально имели право участвовать в выборах магистратов и ратуш наряду с христианами, которые, однако, препятствовали избранию евреев в эти органы. Об этом говорилось в упомянутой жалобе. По указанию Екатерины II в закон 1786 года был включён пункт о том, чтобы евреи и христиане избирались в органы местного самоуправления «соразмерно по количеству каждого звания». То же подтвердил именной указ 1795 года. Но на практике администрация часто ограничивала количество избираемых евреев: в местах с преобладающим еврейским населением разрешалось выбирать только треть членов магистрата – евреев.

          Несмотря на указ 1786 года, еврейские купцы пытались записаться в смоленское купечество, но в 1789 году получили отказ. Однако, расширительно трактуя указ 1782 года о праве белорусских купцов переходить из одного города в другой, еврейские купцы стали торговать во внутренних губерниях, особенно в Московской и Смоленской, и даже записываться в московское купечество. Некоторое время их терпели, но в начале 1790 года московское купеческое общество обратилось с прошением к московскому главнокомандующему генерал-аншефу П.Д. Еропкину, где указало на «крайнюю опасность» от «выезжих из-за границы и Белоруссии жидов  весьма число немалое, которые <…> разнося по обывательским домам потаённо запрещённую <…> розничную торговлю вывозимыми самими ими из-за границы иностранными товарами» по дешёвым ценам, «тем самым здешней <…> торговле  причиняют весьма чувствительный вред и помешательство <…> дешёвая <…> продажа <…> доказывает <…> тайный чрез границы провоз и <…> утайку пошлин». Кроме того «всегда обрезают золотые и серебряные монеты». «Евреи могли пробраться в Москву и записаться в купечество не иначе, как путём обмана, утайкой». Московские купцы просили выслать евреев из города. Они писали, что жалуются на евреев «отнюдь не из какого-либо к ним в рассуждении их религии отвращения и ненависти», а только из чувства самозащиты. В действительности, московское купечество выступало против всех конкурентов, к какому бы сословию они не принадлежали: дворян, крестьян, мещан, иностранцев и, конечно, евреев.

          Прошение московских купцов было передано в Совет императрицы, куда также поступила жалоба евреев о том, что их больше не принимают в московское купечество. Совет во главе с Екатериной II отказал евреям с формулировкой, что от допущения их во внутренние города не усматривается никакой пользы. Возможно, основную роль в принятии решения имело мнение члена Совета, управляющего торговым ведомством страны – президента коммерц-коллегии Воронцова, считавшего, что контрабандные товары и фальшивые деньги провозят именно евреи.

          Этот запрет был 23 декабря 1791 года реализован в виде указа, который гласил: «Евреи не имеют никакого права записываться в купечество во внутренние российские города и порты, а только по указам Нашим дозволено им пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии. Подтверждая о точном наблюдении изданных о сем постановлений, Мы признали за благо распространить такое право гражданства евреям сверх белорусских губерний на Екатеринославское наместничество и область Таврическую»[46].

          В XVIII веке термин «гражданство» не был синонимом «подданства». Гражданство говорило лишь о принадлежности к определённому городу, что видно, например, из ст. 56 «Грамоты на права и выгоды городов Российской империи» 1785 года, в которой сказано, что тот, кто не вписан в городовую книгу, не принадлежит к гражданству этого города[47].

          Хотя, казалось бы, указ 1791 года открыл для евреев новые обширные южные земли, принято считать именно этот год началом существования «черты постоянной еврейской оседлости»;  но в то время такой термин ещё не применялся.

          Спустя год, в 1792 году императрица повелела выслать из России всех иностранных евреев (в Полном собрании законов указа об этом нет). Возможно, такое распоряжение было вызвано желанием прекратить общение российских подданных с иностранцами во время французской революции. Опасения по поводу влияния революционных идей на российское общество возникли ещё раньше: в 1789 году был запрещён ввоз ряда товаров, в том числе бумажных, а в 1790 году – ввоз еврейских духовных книг, взамен чего разрешили открыть еврейскую типографию для печатания таких книг в России[48].

          В 1782 году купцам и мещанам – и евреям, и христианам – было запрещено жить в сельской местности из-за того, что они, пользуясь «прибытками» крестьян, крайне их утесняют[49]. Указ требовал «понудить» числящихся формально горожанами селиться в городах. Екатерина II помимо защиты крестьян от эксплуатации купцами и мещанами имела в виду развить подобным способом торговые города. В Белоруссии большая часть евреев жила в сельской местности, где христианских купцов и мещан было сравнительно немного. Евреи в деревнях и сёлах занимались мелкой торговлей, ремёслами, арендой различных отраслей помещичьего хозяйства, в частности, винных промыслов. Эти занятия являлись основой хозяйственного быта. В городах же для многотысячной массы бедняков не было ни жилья, ни заработка. Администрация поняла все трудности переселения евреев. Поэтому указ 1786 года предписывал «безвременно», то есть без причины не принуждать евреев селиться в городах и разрешал заниматься им традиционными работами в сельской местности «с дозволения общества <…> особливо, когда нет для них в городах свободных под строение домов мест, да и неизвестно, могут ли они в городах все найти себе пропитание». Основное же условие указа заключалось в уплате наложенных податей без недоимок. Евреи считались переселёнными в города, но как бы временно жили в сельской местности.

          «Тем из евреев, кои не вошли в купеческое и мещанское звание, также не предоставлено свободы скитаться во вред обществу, но следует и сим избрать род жизни <…> и записаться или в городах, или в селениях, кто какой род жизни избрать пожелает».

          Однако спустя несколько лет, а именно в 1795 году, новый указ вновь поднял вопрос о перемещении евреев из сельской местности, правда, в довольно мягкой форме: «стараться переселять в уездные города, дабы сии люди не скитались во вред обществу, но, производя торги и размножая рукоделие и ремёсла, и себе прибыль и обществу пользу приносили»[50].

          Таким образом, в пределах черты оседлости создавалась как бы внутренняя черта, то есть запретная для евреев сельская местность.

          Реализовать указ 1795 года оказалось крайне сложно, хотя в Белоруссии для переселения был назначен годичный срок. Кроме причин, приведённых ранее, ещё одной веской причиной явилось нежелание помещиков выселять евреев из своих поместий, что грозило их владельцам убытками из-за нарушения тесных хозяйственных связей. По-видимому, это обстоятельство побудило генерал-губернатора Могилёвской и Полоцкой губерний, получившего в сентябре 1795 года распоряжение о переселении, в январе 1796 года ограничиться выселением евреев только из корчем, расположенных у дорог, и деревень, оставив их в местечках (которые в то время ещё относились к сельским поселениям) без права прибывать в них вновь. Но и это не удалось выполнить. Тогда в конце 1796 года генерал-губернатор отсрочил выполнение решения ещё на полтора года. Всё же небольшое количество евреев было переселено.

          12 января 1793 года Россия и Пруссия подписали Петербургскую конвенцию о втором разделе Речи Посполитой; к России отошли Правобережная Украина и центральная часть Белоруссии по линии Даугавпилс – Пинск с городами Борисов, Минск, Слуцк, Несвиж, Туров, Пинск. Эти земли образовали Волынскую, Минскую и Подольскую губернии. 27 марта того же года был издан манифест «О присоединении Польских областей к России», который в отношении евреев практически повторил записанное в указе 1772 года при первом разделе Польши[51].

          Евреи нарушали законы, предписывавшие им проживать только в определённых районах, и стали заселять Малороссию (или Левобережную Украину), граничащую с землями черты оседлости. Однако Екатерина II не захотела выдворять евреев из этих местностей, а указом от 23 июня 1794 года расширила черту оседлости, включив в неё следующие губернии: Минскую, Изъяславскую (Волынскую), Брацлавскую (Подольскую), Полоцкую, Могилёвскую, Киевскую, Черниговскую, Новгород-Северскую, Екатеринославскую и область Таврическую[52].

          Главным в этом указе было установление двойной подати с евреев по сравнению с христианами. Евреи, несогласные с таким порядком, получили право по оплате трёхлетней двойной подати выехать из страны. Голицын отметил, что «едва ли хотя бы один еврей в силу этого закона, оставил своё отечество». По мнению Гессена, причиной резкого увеличения подати было желание подтолкнуть несостоятельных евреев к переселению в Новороссию, где они вообще освобождались от подати, хотя английский историк Дж.Д. Клиер отрицает факт освобождения от налогов. Он предполагает, что Екатерина II тем самым показала, что переходит от прогрессивной религиозной веротерпимости к прежней политике существенного ущемления прав евреев[53].

          В начале 1795 года произошёл третий раздел Польши. К России отошла большая часть Литвы и западная Белоруссия с городами Вильно и Гродно, образовавшие Виленскую и Гродненскую губернии.

          Указ от 7 сентября 1794 года определил отношение евреев-купцов к воинской службе: они были приравнены к купцам-христианам, которые с 1783 года были освобождены от натуральной воинской повинности с заменой её взысканием 500 руб. за каждого рекрута. 31 января 1796 года такую денежную повинность распространили и на евреев-мещан[54]. Этой мерой заканчиваются действия правительства в отношении евреев в царствование Екатерины II.

          В целом же очевидно, что в первую часть периода своего правления императрица осуществляла для евреев режим благоприятствования; в последние годы, возможно, под влиянием французской революции она ужесточила «еврейскую политику».