Вопросы истории, 2004, № 4.

 

А. Б. Миндлин

 

 

 

ПОЛИТИКА С.Ю. ВИТТЕ ПО «ЕВРЕЙСКОМУ ВОПРОСУ»

 

     В различные периоды истории евреев в России исследователи по-разному оценивали значимость еврейского вопроса в русской действительности. Г. Б. Слиозберг отмечал, что в царствование Николая II «до самой войны еврейский вопрос был одним из самых острых вопросов русской жизни». Анализируя статью публициста Л. М. Айзенберга «На словах и на деле (По поводу мемуаров Витте и Лопухина)», опубликованную в 1924 г., современные историки Р. Ш. Ганелин и В. Е. Кельнер обвиняют автора в том, что он «грешил некоторым преувеличением общеполитического решения еврейского вопроса». Тем не менее Кельнер приводит высказывание одного из современников описываемых далее событий, который в самом начале ХХ века говорил следующее: «Еврейский вопрос стал стержнем русской жизни. От городового до министра, от полицейского участка до Сената и Государственного совета, все и вся поглощены были еврейским вопросом». Возможно, разделяя данный взгляд, Кельнер пишет: «Еврейский вопрос в России начала ХХ века превратился буквально в центральный, чуть ли не в роковой вопрос общественной жизни»[1].

     Кроме указанных и другие историки рассматривали практическую деятельность некоторых российских администраторов в отношении «устройства» российских евреев[2]. Связан был с еврейским  вопросом и С. Ю. Витте. В период с 1892 по 1906 г. и после его отставки реакционные круги обвиняли Витте в юдофильстве. Еврейские общественные деятели того времени тоже считали его до определённого момента юдофилом, в острые моменты ожидая от него помощи. Однако влияние внутренней политики Витте на судьбы российских евреев освещено недостаточно.

     15 февраля 1892 г. Витте был назначен управляющим Министерства путей сообщения. Главный редактор «Биржевых ведомостей» С. М. Проппер вспоминал, что на следующий день после назначения Витте высказывал ему идею о привлечении организации еврейских хлеботорговцев для обеспечения голодающих губерний посевным зерном. Проппер назвал эту идею смелой при известных воззрениях Александра III. Однако идея была реализована при ценах, оказавшихся даже ниже расчётных[3].

     30 августа 1892 г. Витте был назначен управляющим Министерством финансов, а 1 января 1893 г. утверждён в должности министра финансов. Известен следующий разговор Витте уже в качестве министра с Александром III, спросившим: «Правда ли, что Вы стоите за евреев?» Министр, в свою очередь, спросил царя, «может ли он потопить всех русских евреев в Чёрном море. Если может, то я понимаю такое решение», - продолжал Витте; «если же не может, то единственное решение еврейского вопроса заключается в том, чтобы дать им возможность жить, а это возможно лишь при постепенном уничтожении специальных законов, созданных для евреев, так как, в конце концов, не существует другого решения еврейского вопроса, как предоставление евреям равноправия с другими подданными государя». Император, по словам Витте, выслушал это молча.

     Александр Васильевич Давыдов, работавший с 1912 г. чиновником особых поручений особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов, а с 1913 г. – чиновником особых поручений министерства, вспоминал в эмиграции, как директор канцелярии Леонид Фёдорович Давыдов (видимо, однофамилец мемуариста) показал ему дело «Попытка сговора русского императорского правительства с иностранным еврейством о прекращении им поддержки революционного движения в России». Из дела следует, что в ходе разговора с Витте царь высказал желание любыми методами покончить с революционной деятельностью евреев. Витте заявил, что применение силы «губительно отзовётся на русском государственном кредите, так как закроет для него иностранные денежные рынки, всецело находящиеся в руках евреев». Далее он сказал о необходимости выяснить, с кем за границей надо вести переговоры, ибо финансовая поддержка революции идёт из-за рубежа. Для этого Витте предложил назначить агентом Министерства финансов в Париже еврея А. Г. Рафаловича, специалиста по экономике и финансам, обладавшего большими средствами и обширными знакомствами среди французских банкиров-евреев. Рафалович ещё с конца 1889 г. «безвозмездно, по собственному желанию» исполнял в Париже обязанности агента. А в декабре 1894 г. он официально был назначен на эту должность[4]. Отсюда можно заключить, что разговор Витте с царём происходил в 1894 г.

     Как будто благожелательному отношению Витте к евреям противоречили его дальнейшие действия. В том же 1894 г. он провёл закон о винной монополии, по которому ликвидировалась система откупов; винокурение оставалось в частных руках, но сырой спирт приобретался государством; очистка спирта и изготовление водки производились на частных заводах только по государственным заказам и под наблюдением акцизного надзора. Продажа спирта и водочных изделий стала исключительным правом государства, то есть была введена так называемая казённая продажа питей.

     Когда Витте убеждал Александра III согласиться на реформу питейного дела, он утверждал, что частная питейная торговля приводит к спаиванию народа, подчёркивал обычный тогда мотив о вреде еврейской питейной торговли, особенно в губерниях черты оседлости, и указывал, что введение казённой монополии якобы избавит крестьян от экономической эксплуатации их евреями и, главным образом, вытеснит евреев из сельской местности.

     К 1898 г. частные питейные дома были заменены казёнными винными лавками, что дало государству существенную прибыль. Но в западных «еврейских» губерниях реформа лишила источника средств существования множество евреев, занимавшихся либо непосредственно винными промыслами, либо связанным с ними содержанием корчем, зерновых складов и др. В начале ХХ века Г. Вольтке в Еврейской энциклопедии отмечал, что количество разорившихся в черте оседлости евреев вследствие реформы составило более ста тысяч человек; С. М. Дубнов указывал число – несколько десятков тысяч семейств, а Слиозберг – сотни тысяч евреев[5].

     Ещё в 1800 г., когда в Белоруссии после 1797 г. повторился голод, Павел I послал туда сенатора Г. Р. Державина, известного поэта, для установления причин голода и обследования положения евреев. Результат поездки был изложен в записке, названной «Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и прочем». Уже из названия записки, где фигурируют корыстные промыслы, видно, что главными виновниками бедствий крестьян Державин считал евреев, которые, якобы, скупали всё зерно, перегоняли его на водку и спаивали крестьян. С тех пор, на протяжении почти ста лет, издавались многочисленные узаконения о выселении евреев из сёл и деревень, чтобы отнять у них возможность посредством питейной торговли оказывать вредное экономическое влияние на селян. Введение же винной монополии, по мнению передовых представителей еврейской общественности, лишало официальный антисемитизм орудия, которым он пользовался для ограничения прав евреев. Что касается разорения, то они верили в преодоление экономического кризиса.

     Однако Дубнов подчёркивал, что шинкарство было не виной, а бедой евреев, ибо они в большей части не имели других заработков. Закрыв частные питейные промыслы, правительство даже не подумало о снятии законодательных ограничений, препятствовавших евреям овладеть полезными профессиями. «Лишившись куска хлеба в сельских корчмах, - говорил Дубнов, - жертвы монополии бросились в города, а тут они встретились с массой городских жертв той же реформы и с той мелкоторговой и ремесленной беднотой, стон которой носился по Неману, Днепру и Висле»[6].

     Следующим шагом Витте в проведении экономических реформ было введение так называемой сахарной нормировки, то есть установление квот на производство и продажу сахара, который экспортировался по демпинговым ценам. Нормировка стабилизировала цены на приемлемом уровне, но существенно ухудшила положение сотен тысяч евреев в Юго-Западном крае, где они выступали в качестве посредников при продаже сахара[7].

     Начиная с 1895 г. Витте ратовал за отмену финансовых ограничений иностранных и еврейских предпринимателей в России. Министерство внутренних дел внесло в Государственный совет законопроект об ограничении принятия иностранцев в российское подданство, чтобы препятствовать колонизации западной части страны австрийцами и немцами. Витте высказался против законопроекта, который  сковывал развитие экономики. В записке от 13 марта 1895 г. на имя государственного секретаря он отмечал: «Невыгодные экономические последствия, вызываемые ограничительными  постановлениями об иностранцах, приобретают тем большее значение, что правильный хозяйственный рост страны значительно ослаблен существующими стеснениями экономической деятельности большого контингента природных жителей государства – евреев и лиц польского происхождения».

     Л. Е. Шепелёв, исследовавший историю акционерных компаний в России, указывал, что Витте не говорил о необходимости отмены ограничительных законов, в частности, касавшихся евреев, или о нераспространении их на акционерные компании, но обращал внимание на возможность подобного решения для согласования этих законов с экономическими нуждами страны[8].

     С середины 1898 г. Николай II стал поддерживать интересы предпринимателей, опасавшихся конкуренции на внутреннем рынке со стороны иностранцев. На представляемых уставах иностранных компаний царь ставил резолюции о нежелательности допущения в Россию капиталов из-за рубежа, о чём писал в своём дневнике член Государственного совета А. А. Половцев.

     Стремясь противодействовать этому, Витте отстаивал свои позиции и в феврале 1899 г. представил царю доклад «О необходимости установить и затем неуклонно придерживаться определённой программы торгово-промышленной политики империи». Витте сумел переубедить царя и настоял на созыве совещания под его председательством для обсуждения своего доклада[9]. Совещание состоялось в марте того же года. Оно решило сохранить в силе «общие начала, сообразованные с действующими ограничениями», которые для евреев были несколько облегчены – им было разрешено владеть акциями, но в составе правлений акционерных компаний они могли иметь лишь меньшинство мест, кроме мест директора правления, директоров-распорядителей, заведующих и управляющих недвижимыми имуществами компаний. Проект «Высочайшего повеления» по итогам обсуждения на совещании доклада Витте царь утвердил в июне 1899 г.

     В дальнейшем Витте продолжал пытаться реализовать идеи о расширении прав евреев в деятельности акционерных компаний. Когда в октябре 1905 г. он стал председателем Совета министров, было образовано министерство торговли и промышленности, министром назначили ближайшего сотрудника Витте В. И. Тимирязева. Тот внёс в Совет министров представление о «невключении в уставы акционерных компаний ограничительных постановлений в отношении участия в них евреев». Не исключено, что это было сделано с согласия Витте, а может быть инициировано им. Совет министров рассматривал представление в январе 1906 г.; заключение Совета царь утвердил в феврале того же года. Но Совет министров ушёл от принятия решения по предложениям Тимирязева по существу, сославшись на то, что они требуют установления изъятий из действующих законов, а общий пересмотр законодательства о правах евреев уже был намечен к обсуждению с участием Государственной думы[10].

     Витте считал себя сторонником еврейского равноправия и, действительно, в ряде случаев выступал именно в таком качестве. Он утверждал, что когда был министром финансов, то «систематически возражал против всех новых мер, которые хотели принимать против евреев». Однако такие реформы, как введение винной монополии и сахарная нормировка показали его невнимание к нуждам евреев, хотя, бесспорно, принесли пользу стране в целом. Приведённое высказывание Витте вызывает сомнение, если вспомнить роль, которую он сыграл в принятии закона от 22 января 1899 г. об ограничении доступа евреев-купцов 1-й гильдии в московское купечество. Об этом, кстати, Витте предпочёл умолчать в своих воспоминаниях.

     С юридической точки зрения данная акция была абсолютно неправомерной – с приданием закону обратной силы и в обход Государственного совета. Сначала Витте согласился с единогласным мнением утверждённого при министерстве финансов совещания, что нет оснований к установлению каких-либо ограничений для вступления евреев в московское купечество. Но стоило только генерал-губернатору Москвы великому князю Сергею Александровичу попытаться по этому поводу сговориться с Витте, как последний сразу же изменил свою точку зрения. Спустя же несколько лет после убийства великого князя Витте решился высказаться о нём в весьма резких тонах. Он оценил Сергея Александровича как ультраретрограда, крайне ограниченного и узкого человека, особенно ярого противника евреев[11].

     В 1898-1901 г.г. Николай II обращал серьёзное внимание на увеличение еврейского землевладения вне черты оседлости. Поэтому он поручил министру внутренних дел Д. С. Сипягину разработку законопроекта, направленного против нежелательной для верховной власти тенденции. К весне 1902 г. проект был подготовлен. По нему повсеместно в стране в сельской местности, в том числе и в черте оседлости, евреям запрещалась покупка, аренда и принятие в залог недвижимости. В виде исключений по разрешению местной администрации допускалось устройство кладбищ, молелен, строительство промышленных объектов на ограниченных участках земли.

     В совещании по обсуждению проекта, прошедшем под председательством царя в декабре 1902 г. – уже после убийства Сипягина, участвовали министры внутренних дел, финансов, юстиции, земледелия и государственных имуществ. Радикальные сипягинские меры не прошли. Возможно, это произошло под влиянием выступления министра финансов Витте, который утверждал, что предлагаемые меры нанесли бы вред не только евреям, но и христианам, особенно российским помещикам, и имели бы отрицательные политические последствия. Затем он предложил пересмотреть Временные правила 3 мая 1882 г., «коими права евреев настолько стеснены в черте оседлости, что самое их стремление за черту должно быть признано в известной степени последствием этих стеснений».

     Предложение Витте отвергли, и был принят закон «О временном воспрещении совершения от имени и в пользу евреев в губерниях, не входящих в черту общей еврейской оседлости, всякого рода крепостных актов», утверждённый царём 10 мая 1903 г.[12]. Речь шла об актах, связанных с правом собственности, владения и пользования недвижимыми имуществами, расположенными в сельской местности.    

     Как видно из названия закона, воспрещение являлось временным; в самом его тексте указывался срок – впредь до пересмотра в законодательном порядке постановлений о евреях. Витте в «Воспоминаниях» отмечал: «Все наиболее существенные законы, ограничивающие права евреев, пошли в последние десятилетия не в законодательном порядке, а через Комитет министров, как законы временные». Он особо подчёркивал, что «всегда употреблялась одна фарисейская формула: впредь до пересмотра всех законов о евреях». По словам Витте, законодателям не хватало государственного мужества ставить вопрос открыто, ибо они знали, что в Государственный совет, «как бы то по закону следовало, таких законов не вносили, а проводили их через Комитет министров, а если и тут опасались возражений, то через особые совещания или просто Всеподданнейшими докладами».

     Витте утверждал, что подобная политика способствовала «крайнему революционизированию еврейских масс и в особенности молодёжи». Правительство пользовалось подобным обстоятельством, чтобы всю ответственность за революционное брожение  в России возлагать на евреев. Действительно, в отличие от эпохи Александра III, в царствование Николая II в революционном движении участвовало большое количество евреев. По мнению Витте, «ни одна национальность не дала в России такого процента революционеров, как еврейская»[13].

     В августе 1903 г. разногласия с царём по ряду аспектов внутренней и внешней политики, особенно русско-японских отношений, привели к отставке Витте с поста министра финансов. Он был назначен на маловлиятельный пост председателя Комитета министров. Ещё в качестве министра в конце июля 1903 года Витте беседовал с приехавшим в Петербург президентом Всемирной сионистской организации Теодором Герцлем, которого уверял в том, что он «друг евреев» и против их притеснений. Витте сказал о сильном распространении предубеждений против евреев. Он указал на «честные» предрассудки, например, антиеврейские взгляды на религиозной основе, но главные предрассудки «из-за конкуренции или моды». Витте подчеркнул, что русские евреи сами дают основание для неприязни к ним вследствие их особого нахальства. Евреи «также занимаются грязными делами, поэтому их очень трудно защищать». Витте был груб и резок с Герцлем. Он заявил, что «6 миллионов евреев на 136-миллионное население России дали 50% русских революционных деятелей». Л. Шапиро высказал явное сомнение в подобном утверждении. О. В. Будницкий полагает, что «возможно, Витте хватил через край», и его заявление, неоднократно приводившееся в научной литературе, не подкреплено серьёзными расчётами.

     В конце беседы с Герцлем Витте смягчил тон и признал, что евреям в России тяжело живётся, и, «если б он был евреем, то сам был бы против правительства»[14].

     О непоследовательности Витте по отношению к евреям писал известный юрист и общественный деятель, член Государственного совета А. Ф. Кони, который, как и Витте, был членом Попечительства о домах трудолюбия под председательством императрицы Александры Фёдоровны.

     Дома трудолюбия в XIX-начале ХХ в. – это благотворительные организации, совмещавшие начальную школу для убогих детей, богадельню для престарелых и увечных и работный дом для бедных, где они занимались неквалифицированным трудом или обучались мастерству, например, швейному. Такие дома могли выполнять одну или две из перечисленных функций.

     7 января 1903 г. в Попечительстве рассматривалось ходатайство еврейского общества города Вильны о разрешении открытия дома трудолюбия «ввиду тяжких экономических условий, в которых в западном крае находится еврейское население, скученное в городах». За открытие дома высказались сам Кони, министр внутренних дел В.К. Плеве и некоторые другие. Витте выступил против с таким основным мотивом: «невозможно давать утвердиться в народе взгляду, на русскую императрицу, как на покровительницу евреев». При согласии большинства вопрос был отложен на неопределённое время[15].

     В ноябре 1904 г. прошло земское совещание (Второй съезд земских деятелей) с участием делегатов из 33-х земских губерний, созванное для обсуждения условий развития общественной и государственной жизни. Бывший губернский гласный Тверской губернии Ф. И. Родичев предложил внести в программу совещания «общее положение о равенстве всех граждан независимо от их происхождения, племени и вероисповедания».  Предложение было принято единогласно в несколько изменённой редакции, вошедшей в заключение совещания: «Личные (гражданские и политические) права всех граждан Российской империи должны быть равны»[16].

     12 декабря 1904 г. вышел указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка». Основным автором проекта был Витте. По мнению Ганелина и Кельнера указ представлял как бы реализацию земских требований. В указе в достаточно общем виде формулировались предстоящие реформы. Об инородцах, к которым относились и евреи, говорилось расплывчато. Предлагалось «произвести пересмотр действующих постановлений, ограничивающих права инородцев» и сохранить «лишь те, которые вызываются насущными интересами государства и явной пользой русского народа»[17]. В подобной неопределённости винили Витте, который, как отмечал Айзенберг, «всюду на словах заявлял себя сторонником постепенного уравнения евреев в правах, а теперь упустил такой удобный момент перейти от слов к делу»[18].

     Негативная реакция на указ  12 декабря не прошла бесследно; вопрос обсуждался в существовавшем тогда «Бюро защиты евреев», состоявшем из небольшой группы петербуржцев. Часть членов организации предлагала обратиться к правительству; радикалы считали недостойным ходатайствовать перед властью и хотели публично протестовать против позорящего, по их мнению, замалчивания еврейского вопроса. Один из руководителей «Бюро» М. М. Винавер писал: «Желая сохранить контакт с русским общественным движением, мы решили устроить предварительное совещание с представителями самой  влиятельной тогда политической группы – «Союзом Освобождения». Совещание, состоявшееся в двадцатых числах декабря, ввиду исключительного положения евреев в стране признало допустимым обращение по такому поводу к председателю Комитета министров Витте, на которого, как считалось, возлагалась реализация указа.

     Делегация, в составе которой был Винавер (он не уточнял, были ли в ней только члены «Бюро» или и члены «Союза»), на встрече 5 января 1905 г. заявила Витте, что дальнейшее сохранение ограничений немыслимо, и еврейское население требует гражданского равенства. Витте ответил: «Меня нечего убеждать. Я знаю, что интересы России требуют уравнения евреев». Затем добавил: «Я знаю также, что в высших сферах нет в этом вопросе никакой предвзятости». Дело стало «за моими почтенными коллегами из Государственного совета, за всеми нынешними и прежними сановниками, которые евреев в глаза не видали, западного края не знают» и кричат: «тамбовские мужики и без того с голоду пухнут, а вы ещё жидов пустить к ним хотите». «Не понимают, что пусти евреев, мужик-то пухнуть перестанет». Затем Витте закончил: «Нужно, чтобы вся земская Россия за вас высказалась, чтобы она показала, что не боится наплыва евреев. Без этого двинуть вопрос невозможно». Винавер в ответ говорил, что Россия уже высказалась на земском съезде, где «пункт о всеобщем равенстве мотивировался, главным образом, именно неравноправием евреев». Витте снова отговорился, мол, это было выражено неопределённо, надо ясно указать, «что речь идёт о евреях, тогда и еврейский вопрос будет решён».

     Витте проигнорировал присоединение земских собраний некоторых губерний (Вятской, Московской, Новгородской) к мнениям земского съезда, в том числе, к призыву всеобщего равноправия. А в Вологодском губернском земском собрании отметили, что решения съезда вызвали большое сочувствие в печати и обществе, выразившееся в массе благожелательных адресов, резолюций и статей и в ряде манифестаций. Винавер, подводя итог встречи с Витте, писал: «Не только земская, но и вся мыслящая, рабочая, крестьянская и разночинная Россия, пробуждённая ото сна, громко заявила о необходимости снять с нас цепи рабства»[19]. Разговор делегации с Витте закончился безрезультатно.

      После 9 января 1905 г. существенно активизировалось революционное движение, в том числе в западных губерниях страны. Конечно, в нём заметное участие принимали евреи; правительство получило повод для того, чтобы снова называть евреев «зачинщиками революции». Только Витте сделал иной вывод из факта усиления революционности евреев. На заседании Комитета министров 11 февраля 1905 г. он заявил, что «замечаемое ныне среди евреев враждебное отношение к правительству вызывается тяжёлыми материальными условиями, в которых живёт большинство русских евреев под гнётом ограничительных законов». Витте предупреждал, что полицейской власти придётся ещё «с повышенной энергией вести борьбу с антиправительственной деятельностью евреев, пока не осуществится возвещённое указом 12 декабря облегчение участи инородцев»[20].

     Винавер был прав, утверждая, что в заключении земского съезда пункт о равенстве всех граждан имел в виду, в основном, евреев. Это понимали и реакционные силы: в Постоянном совете объединённых дворянских обществ была выпущена недатированная «Справка к делу об исполнении Комитетом министров возложенного на него Именным Высочайшим указом 12 декабря 1904 г. поручения по выяснению способов осуществления предусмотренных в указе преобразований» с материалами по еврейскому вопросу. Вообще говоря, это были документы прошлых лет, которые, по-видимому, предназначались для ориентировки не только членам дворянских обществ, но и властным структурам. Конечно, подбор документов был тенденциозным и имел антисемитскую направленность[21].

     Понимал сказанное Винавером и Витте, составивший для царя записку «Вопросы, которые, по мнению председателя Комитета министров, подлежат разрешению Комитета по п. 7 Именного Высочайшего указа 12 декабря 1904 г. по отношению к евреям». Записка не датирована, но, скорее всего, написана весной 1905 г. В записке говорилось, что с государственной (правительственной) точки зрения единственное правильное решение еврейского вопроса заключалось бы в отмене всех ограничений. Если подходить к этому с «общественно-расовой» точки зрения, то возникает сомнение, в какой мере такая отмена смогла бы оградить остальное население от еврейского влияния в случае получения евреями полного гражданского равноправия. Правительство считает, что указанное сомнение целесообразно разрешить посредством обращения к общественным силам, которые предлагается привлечь к предварительной разработке и обсуждению законопроектов согласно Высочайшему рескрипту от 18 февраля того же года. Созванному собранию могли бы быть представлены вопросы о допустимости уравнения евреев в гражданских правах с остальным населением и о даровании им права повсеместного жительства.

     Далее Витте отмечал, что наиболее важные из действующих ограничительных постановлений о евреях принимались не в законодательном порядке, а по Высочайше утверждённым положениям Комитета министров или по особым Высочайшим повелениям. Это вызывает нарекания в еврейской среде, где говорят, что евреи поставлены вне сферы нормального закона.

     Витте предлагал пересмотр действующих законов о евреях возложить на специальное Совещание, которое должно было бы запросить мнение собрания выборных представителей (если оно будет созвано) по ряду законов, не связанных с упомянутыми принципиальными вопросами. Это, например, право жительства евреев в черте оседлости в сельской местности, целесообразность взимания с евреев особых сборов и др. Совещание могло бы разрабатывать по таким вопросам законопроекты безотлагательно и вносить их в Государственный совет без согласования с другими ведомствами.

     Предложение Витте вылилось в «Положение Комитета министров по выполнению пункта 7 Именного Высочайшего указа 12 декабря 1904 г. в отношении пересмотра законодательства о евреях», принятое Комитетом 3 мая 1905 г. Положение, утверждённое царём 8 июня того же года, предписывало учредить Особое вневедомственное совещание для установления важнейших частей еврейского вопроса, «разрешение коих могли бы дать основания для пересмотра всего законодательства о евреях»; эти основания представить после созыва согласно рескрипту от 18 февраля собранию представителей, избранных от населения, с дальнейшим направлением в Государственный совет. Особое совещание осталось только на бумаге, ибо указ о собрании представителей был отменён 6 августа 1905 г. в связи с учреждением Государственной думы[22].

     Будучи министром финансов, Витте главную задачу видел в ускорении промышленного развития России. Его программа, включавшая масштабное строительство железных дорог, протекционистскую систему и активную экономическую политику на Востоке требовала выхода на западные денежные рынки. Витте получил три крупных займа за рубежом. В 1904 и 1905 г.г. были размещены на Западе ещё два займа. Поэтому, когда в июле 1905 г. Витте в качестве уполномоченного для ведения мирных переговоров с Японией выехал в Портсмут, то он думал о новых займах во Франции и США, в которых крайне нуждалась Россия вследствие разорительной войны и революции.

     14 августа Витте встретился с крупнейшими еврейскими банкирами Соединённых Штатов И. Зелигманом, А. Левинсоном, Я. Шиффом и О. Штраусом, специально приехавшими в Портсмут. Речь шла о еврейском вопросе, и Витте подробно рассказал о его истории и о положении российских евреев. Об этой встрече писал в своём дневнике чиновник Министерства иностранных дел, переводчик и один из секретарей российской делегации на переговорах в Портсмуте И. Я. Коростовец. Витте 15 августа в секретной телеграмме министру иностранных дел графу В. Н. Ламздорфу (очевидно, для передачи царю) сообщал о просьбе банкиров содействовать отмене антиеврейских законов. Банкирам Витте отвечал, что если бы имел власть, то сделал бы всё возможное. Он говорил о вреде одномоментного введения равноправия для евреев. На это последовали резкие возражения Шиффа, сглаженные затем «более уравновешенными суждениями других банкиров».

     Тезис о вреде быстрого предоставления равноправия евреям Витте объяснял в «Воспоминаниях» следующим образом. Революционизирование евреев в ответ на ужесточение политики царизма по отношению к ним вызвало рост антисемитизма в стране: «многие сочувствующие евреям или индифферентные к ним стали антисемитами», «сразу данное равноправие» может привести к новым смутам[23].

     Коростовец записал в своём дневнике, что газеты, обсуждавшие на следующий день приём Витте еврейских банкиров, приписывали ему «выдающуюся роль в разрешении еврейского вопроса» и сообщали, что банкиры были очень довольны беседой. Очевидно, газеты заблуждались как в том, так и в другом. Реальных результатов беседа не принесла. Российский финансовый агент в Лондоне М. В. Рутковский в телеграмме министру финансов В. Н. Коковцову 14 сентября сообщал, что Шифф советовал английским банкирам-евреям принять участие в займе только при условии предоставления равноправия российским евреям. Глава еврейского финансового мира в Англии лорд Ротшильд «держится, по-видимому, того же мнения».

     Завершая рассказ о пребывании российской делегации в США, Коростовец отмечал в дневнике, что в день отъезда, 12 сентября, Витте опять принимал еврейских банкиров – Штрауса, Зелигмана и др. (кто были другие, Коростовец не уточнял). Разговор имел общий характер, без упоминания о займе. Присутствовавшие спросили Витте, как им следует реагировать на антиеврейские волнения в России. Тот рекомендовал им влиять на единоверцев, побуждая их не вмешиваться во внутренние русские дела и не участвовать в политической пропаганде, имеющей цель государственного реформирования. Это, собственно, дело русских, а не иноверцев. В заключение Витте выразил надежду, что судьба евреев скоро улучшится[24]. Однако надежда не оправдалась.

     18 октября 1905 г. «Правительственный вестник» одновременно  манифестом «Об усовершенствовании государственного порядка» опубликовал Всеподданнейший доклад Витте как председателя Комитета министров царю. В докладе Витте говорил о необходимости крупных реформ в стране и, в частности, указывал, что когда соберётся Государственная дума, правительство должно предложить ей обсудить вопрос об уравнении прав граждан, без различия вероисповедания и национальности. По словам Витте, царь утвердил доклад с надписью «Принять к руководству».

     Винавер писал уже в 1915 г., что доклад Витте «до сих пор является единственным исходящим от власти крупным государственным актом, в который идея равенства всё же просочилась. По масштабу нынешнего дня это, пожалуй, много. Но с точки зрения того момента и той исторической перспективы шаг графа Витте был справедливо оценен как отступничество, как резкое уклонение от возвещённого курса»[25].

     К вечеру 18 октября стало известно об антиеврейском погроме в Нежине Черниговской губернии. Затем посыпались одна за другой телеграммы о погромах. На третий день поступило известие о готовящемся погроме в Киеве.

     В марте 1905 г. на базе «Бюро защиты евреев» был учреждён «Союз для достижения полноправия еврейского народа в России». Комитет «Союза» направил к Витте, назначенному 19 октября председателем Совета министров, двух своих членов – И. М. Гордона и Слиозберга. По словам последнего, Витте на встрече высказал убеждение, что «погромы организованы элементами, враждебными реформе 17 октября», то есть «Союзом русского народа» (СРН). Витте распорядился о телеграмме киевскому генерал-губернатору, где потребовал принять решительные меры для предотвращения погрома в городе. Здесь Слиозберг ошибся, так как СРН был создан только в ноябре. Однако не приходится сомневаться, что в погромах участвовали и те, кто несколько позже стали активными членами СРН.

     О посещении Витте в связи с погромами писал и Винавер; он говорил «мы», не уточняя, кто был с ним. Встреча состоялась 20 или 21 октября. Трудно сказать, имели в виду Слиозберг и Винавер одно и то же посещение или это были разные встречи. Остановимся на воспоминаниях Винавера. По его словам «в кабинете сидел весьма нервный, несколько растерянный, ждущий помощи и указаний человек». Он сообщил о телеграмме из Одессы, где, якобы, всё успокаивается. Затем Витте спросил: «Что предпринять? Что бы вы предприняли на моём месте? Я всё сделаю». Затем он более жёстко заявил: «Пусть центральная власть заговорит решительным голосом, пусть обнаружит твёрдую решимость вскрыть до дна истинную подоплёку, пусть объявит, что делает вперёд ответственным всякого администратора, который допустит погром, - и вы увидите, как всё быстро прекратится. Но пусть это будет сделано в виде общей правительственной декларации, и притом немедленно – завтра же в «Правительственном вестнике». Потом Витте закончил: «Лучше всего, составьте сами проект сегодня же, и завтра же я его распубликую».

     Винавер писал, что через два часа проект был представлен, но завтра (или послезавтра) в «Правительственном вестнике» появилась «жалкая тень» его.

     Погромы, естественно, не утихли, и 24 октября группа Винавера вновь явилась к Витте. Его они увидели с взъерошенными волосами, блуждающим усталым взглядом, бессильно разводящим руки. Витте вопрошал: «Что же я ещё могу сделать? Публикация? Да, пришлось вашу изменить. Печатать новую? Нельзя же каждый день новую <…>».

     Винавер заключил, что «здесь говорятся фразы и бессильно исполняется обряд»[26].

     Когда Витте формировал свой кабинет, пост министра народного просвещения он предложил графу И. И. Толстому. Осенью 1905 г. известный археолог и нумизмат, вице-президент Академии художеств Толстой создал «Кружок равноправия и братства», выступавший, в том числе, за полное равноправие евреев. В деятельности кружка с самого начала участвовали негласный лидер российских евреев барон Г.О. Гинцбург и его сын Д. Г. Гинцбург.

     На предложение Витте Толстой 28 октября заявил, что он «решительный и убеждённый сторонник равноправности всех национальностей <…> в еврейском вопросе – сторонник полного уравнения» евреев «во всех правах с остальными гражданами <…> сторонник немедленной отмены процентных норм при поступлении в учебные заведения», первоначально установленных в 1887 г. и корректировавшихся в 1901 и 1903 годах. Витте ответил, что он «сам сторонник еврейского равноправия», но «не следует ставить вопрос так резко <…> сомневаюсь, чтобы можно было исполнить это сейчас <…> окончательное решение еврейского вопроса следует предоставить Думе». Продолжая, Витте сказал: «я далеко не враг евреям», однако «считал их умнее и практичнее <…> Вместо того, чтобы поддерживать правительство в его благих намерениях, <…> они стоят во главе революции <…> Они сами дают аргументы против себя в руки своих врагов». Толстой посчитал Витте неправым в откладывании решения еврейского вопроса до Думы, но всё же согласился сотрудничать с ним и 31 октября был назначен министром, которым оставался до 24 апреля 1906 г.

     Толстой предложил Совету министров отменить ограничения по приёму евреев в высшие учебные заведения, подведомственные Министерству народного просвещения. Отчётливо представляя существовавшую в то время атмосферу в области еврейского вопроса и настроения царя, Толстой пошёл на половинчатую меру с оставлением процентных норм для средних учебных заведений.  Он подчёркивал, что ограничение было установлено не в законодательном, а в административном порядке распоряжениями министров народного просвещения, основанными на высочайше утверждённом в 1886 г. положении Комитета министров, нигде не опубликованном. Это обусловливало острое недовольство евреев, которые считали указанные ограничения проявлением административного произвола, а у еврейской молодёжи вызывали вражду к государственной власти. Кроме того, вузы оказались не ограждёнными от революционной пропаганды, хотя считалось, что её источниками являлись студенты-евреи. По мнению Толстого, учитывая процентные нормы при поступлении в средние учебные заведения, «нельзя затем вторичным процеживанием через норму» лишать евреев возможности получить высшее образование.

     Совет министров обсуждал представление Толстого 20 января 1906 г. Большинство Совета во главе с Витте поддержало предложение. Против выступили три министра. Витте убеждал их присоединиться к большинству, но они посчитали необходимым отклонить представление Толстого. 2 февраля Николай II на мемории Совета министров написал: «Еврейский вопрос должен быть рассмотрен в общей совокупности тогда, когда я признаю это благовременным». 8 марта Толстой в письме к Витте сообщил о своём намерении удовлетворить просьбы советов некоторых университетов о приёме в них евреев сверх нормы. Витте решил внести это мнение в Совет. Но дело в Совете не докладывалось[27].

     В проектируемом «Положении о выборах в Государственную думу» предполагалось лишить евреев избирательных прав. С 5 по 9 декабря 1905 г. проходило секретное совещание по вопросу о расширении избирательного права под председательством царя (так называемые «царскосельские совещания»), в котором участвовали члены Совета министров и ряд приглашённых лиц. Слиозберг сообщал, что на лишении евреев избирательных прав настаивал генерал Д. Ф. Трепов, петербургский генерал-губернатор, товарищ министра внутренних дел, командующий отдельным корпусом жандармов, затем - петергофский дворцовый комендант. Трепов – сторонник самых крайне правых взглядов, обладал огромным воздействием на царя и во многом определял внутреннюю и внешнюю политику правительства. Слиозберг отмечал, что против мнения Трепова редко кто из членов совещания возражал; одним из возражавших был Витте.

     По поручению Комитета «Союза полноправия» Слиозберг посетил Витте, который отнёсся сочувственно к отклонению предложения о лишении евреев избирательных прав и заявил, что судьба вопроса находится в руках министра финансов Коковцова и финляндского генерал-губернатора, члена Государственного совета Н. Н. Герарда. Витте обещал содействовать положительному решению вопроса и рекомендовал постараться убедить Коковцова и Герарда в несправедливости и нецелесообразности лишения евреев права участия в выборах в Думу.

     Неизвестно, говорил ли Витте с этими лицами, но после беседы Слиозберга и М. И. Кулишера с Коковцовым стало ясно, что, во всяком случае, противодействия со стороны последнего не будет. Герард также положительно отнёсся к предложению о допущении евреев к выборам. Вскоре Коковцов сообщил Слиозбергу, что совещание с согласия царя «решило не делать изъятия для евреев в избирательном законе о выборах в Государственную думу»[28].

     Однако этот эпизод, описанный Слиозбергом, совершенно не соответствует официальным документам.

     На основании рескрипта от 18 февраля 1905 г. министр внутренних дел А. Г. Булыгин в июле того же года разработал проект закона об учреждении законосовещательной думы и положения о выборах в неё. По положению о выборах евреи в них не должны были участвовать «впредь до пересмотра действующих о них узаконений». Булыгин мотивировал это тем, что так как евреи не допускаются к избранию в земские и городские гласные, было бы непоследовательно допустить их в Думу. В Мемории Совета министров по этому поводу говорилось, что рескриптом 18 февраля право выборов в Думу «может почитаться дарованным всему населению империи». Отказ евреям в этом праве ещё более раздражит их, находящихся «в значительной своей части в состоянии брожения». Кроме того, установленный ценз фактически отстранит от выборов «главную массу еврейства». В Думу, может быть, пройдут несколько евреев, которые практически не повлияют на мнения 400-500 депутатов. Поэтому предполагаемое устранение евреев «подлежит отклонению по основаниям справедливости, так и по соображениям политической осторожности».

     На Петергофском совещании под председательством царя с 19 по 26 июля 1905 г. обсуждался проект Совета министров о Государственной думе, где пункт о недопущении евреев к выборам был исключён. После дебатов по данному пункту Николай II указал оставить проект без изменений. Так называемая «Булыгинская дума» была отменена; указ от 6 августа учредил Государственную думу и утвердил положение о выборах. На декабрьском совещании, о котором писал Слиозберг, об избирательном праве евреев вообще речи не было. Результатом работы совещания явился указ от 11 декабря с изменениями избирательного закона. Таким образом евреев допустили к выборам.

     Следует отметить, что Трепов на совещании практически не выступал. Может быть Слиозберг запамятовал, имея в виду июльское совещание, где, кстати, и Трепов и Коковцов выступали за предоставление избирательных прав евреям, а Витте вообще был в это время в Портсмуте[29]. Возможно, царь принял указанное решение под влиянием мнения Совета министров и, в частности, Коковцова.

     Окончание войны с Японией не улучшило финансовое положение страны, которое ещё усугублялось революцией, и острота вопроса о зарубежных кредитах России не спадала. Поэтому Витте как председатель Совета министров думал о «громадном займе». Его можно было получить «лишь при главенстве Франции». В то время во Франции были две основные группы банков, известные как группа еврейская (во главе с Ротшильдом) и группа христианская (с основным Парижско-Нидерландским банком). Ещё со времени Кишинёвского погрома группа парижского Ротшильда отказывалась от участия в русских займах. Российский посол в Лондоне граф А. К. Бенкендорф 15 декабря 1905 г. писал о высказывании английских Ротшильдов: «русский кредит стоит очень низко, но будет восстановлен немедленно по разрешению еврейского вопроса, каковое неминуемо»[30].

     Министр финансов Коковцов направился в Париж для переговоров о займе. 8 января 1906 г. он телеграфировал Витте о том, что премьер-министр Франции М. Рувье дважды разговаривал с Джеймсов Ротшильдом, но тот ответил «решительным отказом, мотивируя его чисто еврейским вопросом».

     В том же январе председатель Комитета «Союза полноправия» барон Г. О. Гинцбург получил телеграмму из Лондона от лорда Ротшильда, который услышал от Бенкендорфа, что русское правительство неодобрительно относится к денежной помощи, получаемой Комитетом из-за границы для евреев, пострадавших от погромов, так как эти деньги, якобы, используются для революционного движения в России. По этому поводу товарищ председателя Комитета М. А. Варшавский и Слиозберг посетили Витте. Слиозберг вспоминал: тот «был возмущён непрошенным вмешательством старого дипломата в Лондоне и уполномочил нас телеграфировать Ротшильду, что он, Витте, и вообще русское правительство с благодарностью относится к тем, кто помогает потерпевшим от погромов евреям»[31].

     Бывший директор Департамента полиции А. А. Лопухин 14 июня 1906 г. в письме председателю Совета министров и министру внутренних дел П. А. Столыпину писал по поводу провоцирования погромов полицией, что в январе некоторые евреи, сообщая ему о подготовке погромов в разных местах страны, просили оказать содействие в их предотвращении. Проверка, проведённая Лопухиным, подтвердила сообщения и убедила его в участии властей в подготовке погромов. 13 и 14 января произошёл антиеврейский погром в Гомеле. Ганелин высказывает предположение, что именно это послужило поводом для приглашения Лопухина к Витте. Однако, ни Витте, ни Лопухин в своих воспоминаниях ничего не говорили о гомельском погроме как о причине приглашения[32].

     Лопухин дважды побывал у Витте – 20 и 22 января. Лопухин раскрыл существование в самом Департаменте полиции тайной типографии, печатавшей антиеврейские прокламации, призывавшие к погромам. Витте об этом не подозревал, но после того как Лопухин представил ему листовки погромного содержания, вышедшие из недр Департамента полиции, приказал уничтожить ротационную машину, однако не наказал виновных.

     Витте говорил Лопухину, что обратился к нему как к человеку, который, руководя полицией, заведовал еврейскими делами, изучал историю и правовое положение евреев в России, был осведомлен о различных еврейских организациях. Витте сообщил о необходимости крупного государственного займа за рубежом и в связи с этим, а также общим политическим положением в стране задал Лопухину следующие вопросы. Какие облегчения («льготы») в правовом положении евреев необходимо провести немедленно, чтобы привлечь западные еврейские банки и «внести успокоение в революционно настроенные массы в России»? С какими центральными еврейскими организациями следует контактировать, чтобы добиться от них воздействия на евреев для их отказа от участия в революционном движении?

     Лопухин был удивлён таким чисто обывательским  представлением Витте о существовании всемирной еврейской организации, управляющей евреями, и сказал, что она бытует только «в области антисемитских легенд». Лопухин доказывал ошибочность предположения Витте о возможности воздействия националистических, благотворительных, религиозных или иных организаций на евреев-участников революционного движения и сочувствующих им. Выход Лопухин видел только в установлении полного равноправия. Для предотвращения же погромов он считал необходимым предъявлять очень жёсткие требования к местным властям, в частности, к полиции.

     При следующей встрече Витте и не вспомнил о еврейском вопросе, а говорил только об общем политическом положении в стране и о способах борьбы с революционным движением[33].

     У Витте возникла мысль организовать встречу Николая II с еврейской делегацией. При нескольких свиданиях со Слиозбергом Витте убеждал его в желательности и даже необходимости встречи и выражал уверенность  в милостивом приёме. Витте считал, что царь «своими заявлениями несомненно успокоит поднявшийся дух антисемитов» и СРН. Слиозберг уверял Витте в несвоевременности подобного шага, ибо правительство не выразило «никакого сочувствия евреям по поводу погромов», поэтому «посылку такой делегации евреи не поняли бы». Слиозберг полагал, что Витте хотел осуществить указанное мероприятие с целью облегчить реализацию займа за границей[34].

     В январе 1906 г. был созван съезд представителей провинциальных комитетов помощи евреям, пострадавших от погромов. Часть делегатов съезда высказалась за то, чтобы принять любые меры, которые способствовали бы успокоению. Другая же часть говорила, что достоинство евреев не допускает после погромов посылать делегацию царю, когда широко известно о полной поддержке им СРН, который Николай II называл «дорогим». Он был почётным членом СНР и носил его значок[35].

     В результате съезд решил послать делегацию не к царю, а к Витте как председателю Совета министров. Делегация должна была «совершенно ясно и недвусмысленно» заявить, что «разразившаяся огромная полоса погромов была организована реакционными силами по инициативе и поддержке правительства», а также потребовать «решительного заявления со стороны власти о недопустимости политической борьбы на еврейской крови».

     Делегацию возглавил барон Д. Г. Гинцбург. В неё вошли Варшавский, Кулишер, Слиозберг и др. – всего 9 человек.

     Известны две версии беседы – самого Витте и Слиозберга. По версии Витте представители евреев явились с ходатайством о том, чтобы он «просил у государя и провёл еврейское равноправие в России». Витте сказал, что он не юдофоб и что, в конце концов, другого решения еврейского вопроса в будущем, как предоставление евреям равноправия, нет. Но это может быть сделано лишь постепенно (в другом месте «Воспоминаний» говорится о возможно более медленном установлении равенства), так как в ином случае могут возникнуть «не искусственные, а действительные погромы».

     Кроме того, необходимо, чтобы евреи отказались от проповедования крайних политических идей и поддержки русского революционного движения. Витте говорил: «это не ваше дело, предоставьте это русским по крови и по гражданскому положению, не ваше дело нас учить, заботьтесь о себе». По уверению Витте, с ним согласились Гинцбург, Кулишер и Слиозберг, остальные члены делегации были против, особенно возражал Винавер. Айзенберг, близко знавший перечисленных людей, отмечал, что в то время не слышал, будто бы Кулишер и Слиозберг считались сторонниками постепенного равноправия – «по столовой ложке», согласно рецепту Витте, и боялись новых погромов, если евреи получат всё сразу[36].

     Слиозберг, по его версии, передал Витте составленную им декларацию. Витте спросил: «Кто же именно из правительства, по вашему мнению, является ответственным за погромы?» Этот вопрос не удивил Слиозберга, ибо он знал, что Витте был превосходно осведомлён об организации охранных отделений и тайной типографии в помещении Департамента полиции. «Неужели организатором погромов является генерал Трепов?» – спросил Витте. Вопрос был чисто риторический и не требовал ответа – отмечал  Слиозберг. Затем Витте поставил резолюцию на поданной ему декларации о немедленном внесении её в Совет министров. По-видимому, в ней было требование о предотвращении новых погромов. Совет министров принял меры, и погромы не повторялись, вплоть до Белостокского, разразившегося 1 июня 1906 г., уже во время сессии 1-й Государственной думы[37].

     Для полного представления о том, что же всё-таки происходило на встрече, скорее всего, следует суммировать версии Витте и Слиозберга.

      Как видно из сказанного, Витте не оставляла мысль о крупном иностранном займе. 12 февраля 1906 г. он поручил русскому финансовому агенту в Париже Рафаловичу вновь выяснить позицию лорда Ротшильда в отношении участия в займе. Тот опять отказался, пока не будут приняты законы, облегчающие положение российских евреев. Витте посчитал «недостойным для власти по поводу займа поднимать еврейский вопрос»[38]. Но, конечно, это была с его стороны очередная отговорка.

     С 7 по 12 апреля 1906 г. в Царском Селе проходили секретные совещания под председательством Николая II по пересмотру основных законов. В проекте Совета министров статья 29 формулировалась следующим образом: «Каждый российский подданный имеет право свободно избирать и изменять место жительства и занятие, приобретать и отчуждать имущество и беспрепятственно выезжать за пределы государства. Изъятия в сем отношении устанавливаются особыми законами. Существующие ограничительные постановления по отношению к свободе передвижения, равно как приобретения и отчуждения имуществ, сохраняют силу впредь до изменения таковых постановлений в установленном порядке». Ясно, что вторая часть статьи относилась к евреям.

     Член Государственного совета А. С. Стишинский предложил следующее: «ограничительные законы сохраняют силу впредь до их отмены», а конец статьи отменить. Витте был против подобного изменения. Он заявил: «если конец 29 статьи по проекту Совета министров не написать, то вся пресса скажет, что государь подтвердил право евреев на свободное передвижение, и тогда его придётся дать»[39]. Здесь явно чувствуется нежелание Витте дать евреям такое право.

      14 апреля Витте подал прошение об отставке, а 22 апреля он был уволен от должностей  председателя Совета и Комитета министров.

     16 апреля в Париже был подписан контракт на самый большой, по оценке Витте, заём в истории, который когда-либо заключался в иностранных государствах. 22 апреля царь утвердил указ о выпуске этого займа. В тот же день последовал «Высочайший рескрипт» с благодарностью Николая II Витте «за многочисленные услуги, оказанные родине», в том числе и за обеспечение им заключения займа. Следует отметить, что западные еврейские банки не приняли в нём участие[40]. Таким образом, все действия Витте, направленные на привлечение западных евреев-банкиров к предоставлению кредитов России, не увенчались успехом из-за антиеврейской политики самодержавия.

     Погромы приостановились, но погромная агитация СРН не прекращалась. Эта агитация сосредоточилась, между прочим, и на личности Витте.

     После заключения Портсмутского мира и подготовки Манифеста 17 октября Витте превратился для крайне правых в главного поборника конституции и чуть ли не в руководителя революционного движения. По этому поводу уместно вспомнить высказывания генерала Г. О. Рауха, близкого в 1905 г. к высшим правительственным сферам, активнейшего участника борьбы царского правительства с революцией. Современный исследователь С. Ю. Дудаков считает Рауха одним из самых осведомлённых людей того времени.

     Раух в своём дневнике рассказывал о встречах и переговорах с руководителями СРН, в частности, с его основателем и председателем А. И. Дубровиным. Так, добиваясь приёма у великого князя Николая Николаевича, он 16 и 18 декабря 1905 г. говорил Рауху, что хочет обратить внимание князя на «опасное положение России под управлением Витте, который, побуждаемый жидами, ведёт к революции и распадению России». Дубровин утверждал, что Витте «весь в руках еврейства». «Может быть, он и прав», - заключил Раух[41].

     Крайние правые в своей пропаганде против Витте ссылались на еврейское происхождение его жены и объявляли евреем его самого.

     По материнской линии Витте является потомком сподвижника Петра I – барона П. П. Шафирова, еврея по происхождению. Сам Витте об этом не упоминал. Он писал только, что предками его отца были голландцы, приехавшие в балтийские губернии, когда те ещё принадлежали шведам. Мать Витте была дочерью Фадеева, члена главного управления кавказского наместника, сын которого, дядя Витте, являлся ближайшим сотрудником наместника, фельдмаршала князя А. И. Барятинского. Витте твёрдо указывал, что в «его виттевских жилах течёт кровь русского архипатриота генерала Фадеева»[42].

     Правые не ограничивались обвинениями Витте, по сведениям которого СРН готовил его убийство. В 1907 г. СРН дважды пытался совершить покушение на Витте. Следует признать, что он ненавидел черносотенцев не только за попытки покушения и полное неприятие его политики. Во многих местах «Воспоминаний» Витте крайне резко выступал против СРН, а также критиковал Николая II за поддержку «Союза», например, за помилование погромщиков: царь «не только миловал осуждённых из шайки крайних правых, убивавших «жидов» и лиц прогрессивного направления, а ещё чаще просто эти лица, заведомые убийцы и организаторы покушений, не находились полицией или не привлекались к судебному следствию <...> А государю разве это не было отлично известно?<…> помилованием государя <…> воспользовались явные убийцы и подстрекатели к убийствам, - хотя бы сам Дубровин, который даже за подстрекательство на убийство не был привлекаемым к суду, и его все сотрудники были милуемы»[43].

     Уже вдалеке от действенной политики Витте продолжал проповедовать свои идеи по еврейскому вопросу. Так И. И. Толстой записал в своём дневнике 3 мая 1907 г., что Витте ругал «жидовскую революцию». 23 апреля 1910 г. Толстой был с Д. Г. Гинцбургом у Витте, и тот говорил, что реакция, которая является естественным последствием войны 1904-1906 г.г., а также репрессии и грубый российский национализм не сказали своё последнее слово. «Инородцы и, на первом плане, евреи несут на себе большую долю вины в этом положении, так как вместо того, чтобы требовать для себя в своё время равноправия с русскими, что они и получили бы, они кричали о полноправии». Далее, - продолжал Витте, - теперь даже примирительные шаги со стороны инородцев не повели бы ни к чему или даже к ухудшению положения. Эти шаги, если бы они и были, дали повод думать, что именно репрессии по отношению к евреям «облагоразумили их и являются, следовательно, лучшим политическим ходом, дающим наилучшие практические результаты в интересах господствующей народности»[44].

     Для пояснения этого высказывания необходимо, очевидно, вернуться к посещению Витте делегацией «девяти», руководимой Д. Г. Гинцбургом, во время которого Винавер не просто возражал Витте, а заявил, что в настоящий момент «Россия добудет все свободы и полное равноправие для всех подданных, и поэтому евреи должны всеми своими силами поддерживать русских, которые этого добиваются и за это воюют с властью»[45]. Винавер имел в виду, что евреи не должны ограничиваться борьбой за равноправие с коренным населением, а участвовать в движении за обретение полноправия всеми жителями страны. Витте же, как убедительно показывает Ганелин, придерживался принципа, по которому евреям следует, игнорируя интересы всего российского общества, хлопотать лишь о собственных[46].

     Вообще говоря, Витте в отношении к евреям был весьма непоследователен. Так, например, в интервью американскому журналисту Г. Бернштейну, в июне 1908 г. он заявил, что должна быть немедленно отменена черта оседлости, и евреи должны получить полные права в получении образования и государственной службы. Правда, Витте сделал оговорку о запрете покупки евреями земли. Это высказывание противоречило его прежним словам о вреде одномоментного предоставления равноправия евреям, а также более позднему мнению, о котором Витте сказал Гинцбургу и Толстому в 1910 г.

     Ананьич и Ганелин приводят выдержку из письма Витте Берштейну от 23 августа (5 сентября) 1911 г., которое хранится в Институте еврейских исследований в коллекции Бернштейна (Нью-Йорк). В нём Витте резко критиковал политику правительства П. А. Столыпина в еврейском вопросе. Он утверждал, что не только нельзя рассчитывать на принятие каких-либо льгот, а наоборот, следует ожидать появления новых ограничений для евреев.

     Вскоре после кончины Витте, 20 марта (2 апреля) 1915 г. Бернштейн в хранящемся в той же коллекции письме его вдове М. И. Витте писал, что евреи оплакивают утрату её мужа, так как из высших чиновников только один он понимал, что еврейский вопрос обязательно должен быть решён, «если не для евреев, то для самой России»[47].

     Бернштейн сильно идеализировал еврейскую политику Витте. Трудно сказать, верил ли сам Витте в то, что евреи получили бы равноправие, о чём он говорил Толстому и Гинцбургу. А если и верил, то, по-видимому, представлял это в далёком будущем. Но прошло всего лишь несколько лет, и Февральская революция дала и равноправие евреям и полные права народам России.

     Описанные эпизоды политики Витте в еврейском вопросе свидетельствуют о том, что провозглашаемое во многих местах мемуаров его благожелательное отношение к евреям оставалось только «фразой». Поэтому Айзенберг, оценивая действительное отношение Витте к евреям, считал его «лучшим из худших»[48]. Яркую и меткую характеристику Витте дал Винавер, называя его человеком практической складки, который не руководствовался такими абстрактными принципами, как «равенство, государственная справедливость, требования совести». Коммерческое, делецкое, безыдейное отношение «практика-дельца» к еврейскому вопросу оказалось бессильным против такого стимула, как карьера. Заключил Винавер портрет Витте следующими словами: «Оттого-то мы, в конце концов, получили от него не больше, чем от «коллег из Государственного совета», вся программа коих определялась впечатлениями от пухнувшего тамбовского мужика»[49].

     Суммируя изложенное, необходимо согласиться с Айзенбергом, который назвал свою неоднократно цитировавшуюся здесь статью «На словах и на деле», тем самым подчёркивая, что в области «еврейской политики» слова Витте коренным образом расходились с его делами.                     

     

                                                     

Примечания